Некролог из газеты Independent от 29 ноября 1995 г.

Ю.М. Сухов

 

Роланд Львович Добрушин был одним из наиболее ярких представителей российской школы теории вероятностей, основанной Андреем Николаевичем Колмогоровым.

Значительный вклад российских вероятностников в развитие теории ощущался еще до 1945 года. Более двух десятилетий относительно небольшая группа молодых ученых (зачастую аспирантов), концентрировавшаяся в Москве вокруг А.Н.Колмогорова и Е.Б. Дынкина, а позднее в Ленинграде вокруг Ю. Линника, лидировала в обширной области теоретической и прикладной математики, где использовалось понятие вероятности. Это был пример потрясающего успеха, который был вызван как собственно замечательным предметом их исследований, так и совместной работой в условиях специфической социальной и политической атмосферы в стране, достаточно сильно изолированной от остального мира.

Начиная с 1950 годов и советские и западные вероятностники постепенно стали переходить от теоретических к более прикладным проблемам. Важность исследований в тех областях, где вероятностный подход выглядел многообещающим, не избежала внимания сверхдержав. Два замечательных примера применения теории вероятности: теория информации и математическая физика. Последствия были впечатляющими. Из набора несвязанных между собой опытных фактов эти дисциплины превратились в существенную часть теории вероятностей. Язык теории вероятностей и, что не менее важно, вероятностный способ мышления, обеспечили их логической структурой, которой прежде недоставало, и сделали возможным потрясающий прогресс семидесятых и восьмидесятых годов.

Роланд Львович Добрушин играл ключевую роль в этом процессе интеграции. Помимо его вероятностной интуиции (есть шутка, будто бы он понимал что такое математическое ожидание лучше всех в мире) и превосходной аналитической техники, он обладал способностью превращать феноменологические и полуинтуитивные соображения, используемые прикладными математиками, в прекрасные математические утверждения.

В 1960 году Добрушин доказал теорему Шеннона в общем виде (в этой теореме устанавливаются предельные скорости прохождения информации по каналу) и сделал важный вклад в теорию кодирования. В математической физике он дал в 1965 году общее определение гиббсовского состояния (позднее ставшее известным как ДЛР-состояние – Добрушин-Ланфорд-Рюэль), которое послужило основанием для понятия фазового перехода – мгновенного изменения состояния материи (например, превращение газа в жидкость), определение, которое до того времени ускользало от многих выдающихся специалистов в этой области. Затем Добрушин дал красивое доказательство существования фазового перехода в знаменитой модели Изинга. Добрушину удалось в нескольких строках доказать, что в модели Изинга нет единственности гиббсовского состояния при низких температурах и есть единственность при высоких температурах. В результате этого открытия произошел полный пересмотр всей теории фазовых переходов. Добрушину и другим математикам принадлежит здесь много красивых идей и соображений.

Роланд Львович Добрушин будет помниться не только как выдающийся математик, но и как неординарная фигура. Человек с сильным характером и личной честностью, он быстро стал одиозной фигурой для официальной советской системы. В 1959 году на собрании механико-математического факультета МГУ он выступил против официальной точки зрения, после чего стал неугодным для местной партийной организации. Служебное продвижение на мехмате стало невозможным. Его даже не допустили к защите докторской диссертации в Университете (в конце концов он защитил ее в другом месте). Это был один из первых примеров преследования советских математиков.

Тем не менее, Добрушин продолжал открыто не повиноваться властям. В 1960 годах он участвовал в подписании многих писем протеста, в которых осуждались политические судебные процессы (например, процесс Даниэля-Синявского) и другие репрессии против растущего диссидентского движения. Он ушел с мех-мата в 1965 году – один из примеров того как лучшие математики и физики вольно или невольно покидали Московский Университет из-за невозможности их дальнейшей работы под все возрастающим давлением партийной организации.

Добрушин был назначен заведующим лаборатории Института проблем передачи информации Академии Наук СССР. Во многих академических институтах обстановка была намного более либеральной, чем в Университете (например, даже Андрей Дмитриевич Сахаров пользовался поддержкой своих коллег), руководство институтов зачастую до некоторой степени прикрывало своих сотрудников, неугодных партийной системе. Отчасти это объяснялось традиционной несколько более свободной обстановкой в среде математиков и физиков, которые внесли свой вклад в разработку советских ядерных и космических программ. Добрушину, к счастью, удалось начать работать в таком институте. Здесь на протяжении 1960-1970 годов он собрал группу выдающихся математиков. Один из его сотрудников был награжден самой престижной премией Международного Союза Математиков – Филдсовской Медалью , другой сотрудник – Медалью Европейского Союза Математиков [теперь, в 2009 году, уже три сотрудника награжден Филдсовской медалью].

Лаборатория Добрушина стала Меккой для ученых, приезжающих со всего мира. Такие визиты позволили поддерживать регулярный обмен идеями между учеными, разделенными "железным занавесом". К неудовольствию властей контакты имели не только чисто математический характер: помогать диссидентам и "отказникам" было постоянной заботой Добрушина. И это несмотря на то, что он никогда формально не участвовал в диссидентских группах и не собирался покидать свою страну.

Тем не менее существовал один аспект профессиональной жизни Добрушина, который полностью контролировался властями: выборы в Академию Наук. У него не было ни малейшего шанса быть избранным консервативным Математическим отделением Академии Наук, отчасти в силу его репутации как диссидента, отчасти из-за его нерусского происхождения. Он был из известной еврейской семьи, его дядя Иехескель Моисеевич Добрушин был членом Еврейского Антифашистского Комитета, занимавшегося разоблачением преступлений нацистов во время второй мировой войны. После войны все члены Комитета, а также и многие другие активисты, были либо расстреляны, либо посажены в лагеря, где выжили лишь единицы. В 1949 году И.М. Добрушин был арестован и умер в лагере в 1953 году.

Когда уже после перестройки в 1991 году в Академию был избран другой выдающийся математик, ранее также бывший не в чести, Добрушин сказал ему: "Факт твоего избрания не может изменить мое мнение о тебе, но меняет мое мнение об Академии".

Другой аспект жизни, также полностью контролируемый властями, был связан с возможностью выезжать из Советского Союза. Невероятная популярность Добрушина, как профессиональная, так и личная, выражалась во множестве приглашений и премий. В 1982 году он был избран почетным членом Американской Академии Наук и Искусств, но не был выпущен на презентацию. И вплоть до 1988 года, несмотря на перестройку и гласность, он не получал разрешений на выезд в страны Запада. Инерция тоталитарной системы была такова, что он получил разрешение выезжать только после того как к этой проблеме было привлечено внимания самого М.С. Горбачева. Долгожданная свобода Добрушина бурно приветствовалась его западными коллегами.

Роланд Львович Добрушин запомнится как первопроходец во многих бурно развивающихся областях теоретических и прикладных исследований. Математики и физики часто действуют как в известном анекдоте про человека, который что-то потеряв в темноте, ищет под фонарем, а на вопрос прохожего почему он ищет именно здесь, отвечает, что найти-то можно только на свету! Добрушин был поразительным примером человека, который интуитивно знал куда нужно направить свет новых определений и идей.

Внешне Добрушин напоминал крупного медведя с широкой улыбкой и прекрасным чувством юмора. Он был горячо любим и даже обожаем его многочисленными друзьями. Невзирая на совсем неспортивный внешний облик, он очень любил плавать, лазить по горам и ходить в походы. Он обладал невероятной жизненной силой и упорством.